Человек на Земле - вечный эммигрант

Бывший летчик из Казахстана Евгений переехал в Лондон, он ходит в языковую школу, пьет английское пиво, плохо говорит на английском и... ненавидит англичан. Впрочем, кажется, что его раздражает вообще все. Однако вместо гнева герой почему-то вызывает смех.

Автор сценария, режиссер, оператор и монтажер - Алексей Савенко.
Из биографии автора:
Родился в Кривом Роге в 1975 году.
Снимает кино с 2008 года.
Первый свой фильм «Жили-Были» снял, занимаясь в киноклубе Арт-Кино.
Недавно переехал в Великобританию.

Этот фильм - учебная работа, и сам автор готов долго говорить о его недостатках и своих режиссерских просчетах. Но главная её ценность - точное попадание в болевую точку нашего времени. Одну из многих.
Это фильм-зеркало, ясно отразивший нынешнюю ситуацию "несходимости" Востока и Запада, уже не столько в трагическом, сколько в фарсовом ключе. И вряд ли здесь возможны однозначные оценки. Для кого-то этот человек - натуральный Полиграф Полиграфович Шариков, заброшенный судьбой в туманный Альбион. А для кого-то - простоватый и добрый "наш человек" в ситуации жёсткого стресса, не умеющий от неё защититься иначе, как воруя, матерясь, постоянно деля мир на два лагеря "я" и "они" и мечтая, наконец, забыться от всего этого, "раздавив пузырь" по дороге домой.



Вот, что говорит сам автор о герое, фильме и о современном документальном кино:

В «Школе английского» изначально я планировал снимать несколько героев. Драматургия фильма должна была строиться на этапах их интеграции в жизнь чужой страны, шаг за шагом. Но в итоге у меня остался только один герой. И неприятность состояла в том, что он вообще не пытался интегрироваться в среду - он не хотел этого. Мой персонаж просто ненавидел Великобританию.
Зрителю же нужно чувствовать симпатию к герою, иначе фильм рождает раздражение. К сожалению, у меня оказался герой, который а) не собирался интегрироваться – сломал мне напрочь задуманную мной драматургию, б) вызывал чувство раздражения. Единственное, что в нем было прекрасно, это то, что с ним можно было работать на короткой дистанции.

Значит, у части зрителей он вызывает раздражение. А сам ты как к нему относишься?

-- Первоначально он мне очень нравился, в нем была некоторая прямолинейность, способность делать вещи непосредственно, просто брать и делать. Но буквально через три съемочных дня он стал меня дико раздражать. И тут я допустил ошибку. Можно было этот фильм как пружину сжимать - этой ненавистью, раздражением, которое он вызывает, а дальше просто взорвать, потому что ситуации, в которых он находился - постоянно на грани фола. И тогда сложилась бы интересная драматургия, она бы была не такая, как я ее задумывал – она бы пошла сама собой естественным образом.
В этом плане я фильм не дожал, я его провалил. И поэтому, когда ты смотришь, тебе кажется, что он затянут, что драматургии в нем нет. Зритель остается с непониманием - ради чего все это было? Это моя режиссерская ошибка. И она не техническая, она говорит о том, я не пошел за вызовом, который материал мне дал, и не раскрыл героя до конца.

Ты сейчас рассказываешь, почему твой фильм плохой. Но мне-то он вообще-то понравился. И не мне одному. Я понимаю, что этот герой, наверняка, у какой-то части аудитории вызывает неприятие. И тебе потом эти зрители говорили про недостатки фильма. Он действительно, может быть, без жёсткой структуры. Но это очень интересный и бьющий в болевую точку персонаж. Когда я попадаю за границу, рядом со мной бывают другие русские, я на них смотрю. И я в этом твоем герое узнаю их (и свои собственные) черты много раз, потому что такой Евгений в нас во всех есть, или почти во всех, просто в разной степени проявленности.

Я решил, что фильм, несмотря на мои недоработки, должен иметь право жить, поскольку это такое в некотором плане зеркало, в которое мы сами смотрим. Может быть, так происходит просто потому, что наши люди очень долго не могли никуда поехать? Но мы действительно, выглядим часто диковато. Но мы не все такие, не все русские такие, я сейчас делаю другой фильм про других русских.

Интересно будет его увидеть.

-- Я делаю коллективный портрет русской среды в Англии. Тех людей, которые не туристы, не приехали учить английский, а которые живут в среде, которые остались. Я хочу показать других русских, не все ж такие, как этот герой.

Ты, знаешь, меня, конечно, этот персонаж огорчает, но чем-то он мне симпатичен все равно, я ничего не могу с этим сделать. И я ему сочувствую. Он получился все-таки не полностью однозначный, и это очень хорошо. Понятно, что у тебя другое сейчас восприятие.

-- Мне очень многие говорили, что мне не нужно было его жалеть. Я ведь там его очень сильно жалею. Я его не показываю полным идиотом, я никак его не прессую, я остаюсь его другом и там такое теплое, мягкое отношение к нему видно. Возможно, не нужно было этого делать, нужно было с ним обходиться жестче.
Потому что, представьте себе портрет этого взрослого человека, который на самом деле ездит в метро по проездному четырехлетней девочки, ворует еду в магазинах. Пьет пиво на улице, не понимая, что ты не можешь пить пиво на улице - есть закон, запрещающий это. Не потому что все хотят у тебя его отобрать, или как-то тебе завидуют - его просто нельзя пить вне территории бара! Это человек, который собирается ловить рыбу из городских каналов, ну, и так далее. Слава богу, он не вытащил лебедя из пруда. Я бы точно оказался с ним в полиции за кражу собственности королевы. Если остальные приезжие - итальянцы, бразильцы - более-менее как-то встраиваются, то нашим там – сложно.

Вот сейчас в итоге ты уже снял этот фильм - все, он уже живет своей жизнью, сейчас ты к этому твоему персонажу, как относишься? Он тебя продолжает бесить или все-таки он тебе снова симпатичен?

Ну, для меня эти персонажи себя исчерпали. Этот герой толкает сознание все время куда-то вниз. А мне бы хотелось пойти уже куда-то вверх, мне уже неинтересно с таким героем.
Сейчас мне интересны люди, которые пытаются что-то сделать, а не предъявляют миру претензии. Пора уже что-то самостоятельно давать миру.

Я посмотрел уже несколько фильмов в мастерской Марины Разбежкиной. И они все построены примерно одинаково: берется один человек, герой, и фильм строится как портрет, да?
Это задается в мастерской, это идет от Марины, или это случайно получается, что все вы так работаете?

Это больше от специфики кино. Мы пытаемся снять реальное документальное, а не псевдодокументальное кино. Мы хотим брать жизнь такой, как она есть. Пусть она будет плохая, пусть она будет хорошая - важно, чтобы она была настоящая. А специфика кино такова, что ты не можешь сделать историю без героя, без возможности для зрителя переносить на себя то, что он проживает.
В моем фильме я как режиссер старался занять нулевую позицию и не вмешиваться в реальность. Может быть, был смысл занять более режиссерскую позицию, чтобы смоделировать реальность немного сильнее, и фильм бы получил драматургию…

Знаешь, в конце, когда преподавательницы на вечеринке что-то говорят в камеру, у меня четкое ощущение, что из-за камеры с ними тоже разговаривали, но ты никаких реплик не подаешь. Ты с ними разговаривал до того, как включил камеру, или как это было снято?

До этого у меня был фильм, когда я постоянно за кадром слышал свои реплики. Но это получается уже больше журналистская работа, а не кино. Прямые «интервью» сразу убивают собственно кино. Ощущение правды уходит. Поэтому, как правило, режиссер-документалист не использует никаких прямых вопросов. Я никогда не спрашивал прямо, что человек об этом думает или о том. Я просто говорил с человеком для того, чтобы он раскрылся и начал говорить. Это не интервью, это настоящий человек. Его откровение о жизни и себе самом.

Сначала я добивался, чтобы мои собственные реплики не попали в кадр. Потом я вообще отказался от съемки интервью. А дальше происходит следующее:: тебя перестают с камерой замечать. Я не знаю, что это, это какая-то немножко магия, но тебя просто перестают физически замечать. То есть, ты настолько убираешь свое сознание и себя из ситуации, что про тебя забывают, что ты вообще есть рядом. Хотя ты рядом стоишь с камерой. После таких съемок я обычно шел пить кофе в кафе, и я мог простоять там возле кассира минут 15, думая, что он занят. А на самом деле он меня просто не замечал. Ты стоишь полчаса, а тебя не видят. И кофе не наливают.

Что сейчас происходит с документальным кино, на твой взгляд?

Во время горбачевской перестройки на документальное кино в кинотеатры стояли очереди. На фильм «Легко ли быть молодым» билет было невозможно достать.
Люди тогда устали от показной, придуманной жизни и вдруг на экранах появился живой человек. Совсем не герой, не ударник, не пример для всех, а слабый, сомневающийся в себе, с потерянными ориентирами в жизни, растерянный, но живой и настоящий. Это было недолго, потом «документалистика», которая идет по ТВ, снова стала неестественной. Когда я включаю телевизор, я просто не понимаю, про кого это.
Мне кажется, что, если будут появляться фильмы про реальных людей, с их реальными проблемами, то они имеют шансы вернуть внимание зрителя.

А можно ли сейчас снимать так же, как 20 лет назад?

Документальное кино, которое у нас было до сегодняшних дней, это было «кино снаружи» - и оно уже все снято. Камера-наблюдатель, находящаяся вне ситуации, которую переживают герои - такая камера просто скользит по поверхности. Сейчас нужно и возможно снимать другое кино - изнутри, из ситуации. Съемочные возможности, которые дают современные технологии – уникальны. Это мы и стараемся делать в мастерской Марины Разбежкиной.

А если подробнее?

Задача режиссера перед началом съемок – решить, насколько далеко можно будет пойти за героем? Как близко удастся приблизиться к герою и его жизни? Есть ли у режиссера моральное право выносить суждения от себя?
Марина называет наилучшую дистанцию для съемки - «зона змеи». То есть при подходе к герою у тебя есть такая точка, когда, если ты подойдешь чуть-чуть ближе, тебя эта змея укусит – ближе не подпустит. А отойдешь чуть-чуть дальше, у тебя уже не получится показать жизнь героя изнутри. Ты перестанешь быть участником событий.
При этом, кино может и не получиться. Кажется, что это просто - взял камеру и снимаешь, и ты уже режиссер документального кино. Но это не просто. У меня пока задуманное не получается.

Что будет дальше?

-- Я снимаю сейчас свой новый фильм вне рамок какого-либо проекта, просто мне интересно. Я бы бросил заниматься документальным кино, от него только неприятности, постоянные семейные конфликты, отсутствие нормальной жизни, денег. У меня есть знакомый режиссер, он снял фильм про академика Павлова. Без поддержки, на свои деньги. Я помогал ему с монтажом. После этого фильма он находился на грани самоубийства, без денег, без работы, и насколько я знаю, зарекся больше заниматься кино. Сейчас распродает свое оборудование. Но я уверен, он все равно будет ещё снимать. Так и я не могу не снимать. Я же знаю, что это меня не отпустит. Просто берешь камеру и идешь снимать, потому что видишь, что может получиться фильм.