Владимир Кобрин Где я встречусь с Робинзоном Крузо? Статьи и интервью

Несколько вопросов к Владимиру Кобрину, заданных Сабиной Хэнеген

С.Х.: Как Вы пришли к экспериментальному фильму, и в каких условиях можно делать сегодня в Москве экспериментальное кино?

В.К.: Получив образование во ВГИКе, я твердо понял, что для работы на обычном киноконвейере моей смелости и моей энергии недостаточно. Поэтому я сознательно решил выбрать себе в кино экологическую нишу, именно пользующуюся тогда самым незначительным престижем и потому, во всяком случае, для обученного оператора, наиболее свободную от государственной опеки. Хотя и там идеологическая ситуация была не идеальна. Условия, в которых сегодня приходится делать фильмы, экспериментальны как никогда. Можно даже предположить, что в этой ситуации кино должно прекратить существование, в первую очередь из-за недостатка средств для его производства, что ведет к разрушению уникальных технологий, растрате способностей и исчезновению независимых киностудий. Кроме того, уже давно резко упал общественный интерес именно к экспериментальному фильму. Хотя, вспоминая время 15 лет тому назад, когда я дебютировал как режиссер (а до того имел восьмилетний опыт оператора и артиста), тогдашняя ситуация кажется едва ли чем отличающейся от сегодняшней. Общество всегда острее воспринимало экспериментальный фильм. Малейшая попытка поворота от норм социалистического реализма расценивалась как выражение духовной независимости. И, возможно, такой жест даже больше значил для тех, кто наблюдал его со стороны, чем для тех, кто его делал. Мне никогда не приходило в голову называть себя диссидентом. Но все же могу сказать, что отрицание тогдашних фундаментальных ценностей было принципиальным вектором, вдоль которого в течение 15 лет шли кинематографические эксперименты, которые сейчас обычно связывают с моим именем.

С.Х.: Как возникла Ваша творческая группа и каковы формы Вашего сотрудничества?

В.К.: Естественно, нам с самого начала было ясно, что такая работа над фильмами не обещает ни больших доходов, ни государственных наград, ни особого общественного признания. Поэтому у нас могли объединиться лишь люди, не только не питавшие прагматических иллюзий в связи с нашими экспериментами, но и имевшие живой, во многом юношеский романтический интерес и сохранившие его в течение всех 15 лет. Конечно, со временем возникло духовное и эстетическое родство и – если не пугает это слово – общий образ мыслей. Я верю, что нас объединяет нечто, связанное с духовными ценностями, которые мы принимаем. Причем я далек от того, чтобы ( Читать дальше... )