Он мне позвонил, потребовал срочной встречи, я не cмог отказать.
Встретились.
Передо мной сидел человек очень усталый, где-то моего возраста.
Он сразу сказал: Я не сплю две ночи, не могу.
Я сказал: Извините, у меня мало времени.
– Читаю ваш блог.
– Хорошо.
– Прочитал статью вашего Учителя. После этого решил с вами встретиться.
– Что вас там поразило?
– У вас есть час времени?
– Вы извините, у меня от силы 15 минут.
– Попытаюсь уложиться.
Он стал рассказывать.
Разговор наш длился полтора часа.
– Я был женат уже три года, – начал он. – В 2001 году, в июле, Аня сообщила мне, что она беременна. Сказала это во время очередного нашего скандала.
Сначала думал, что это уловка, потом понял, нет.
В сентябре мы приехали в Нью-Йорк, в гости к моему другу. Она мечтала побывать в Нью-Йорке, я решил сделать ей подарок.
Там мы скандалили почти каждый день.
Просто ни на чем возникали ссоры.
Она была очень взрывная, особенно беременная. Не жалела меня.
Я тоже ее не жалел.
Но отходили быстро, обнимались, гуляли по улицам, она купила себе голубое платье, одела тут же, в магазине, и пошла. Как сейчас помню – идет, вся просвечивается, я ей говорю: «ты просвечиваешься», она смеется.
Люди оборачивались, мы обнимались, нам было тогда по 35.
Забыл сказать, мы одноклассники, с первого класса вместе, представляете?
Я откровенно посмотрел на часы, он это увидел и сказал – я постараюсь быстрее.
Вздохнул, я видел, ему не просто.
– В этот день мы рано утром поехали в офис к ее подруге, – продолжил он. – Это была вульгарная особа, я ее не любил, она вышла замуж, уехала в Нью-Йорк, хорохорилась, но я-то знал, что она тоскует по Израилю.
Уже по дороге туда мы начали ругаться.
Она сидела, закинув ногу на ногу, и еще покачивала ногой.
Я ей сказал: «опусти ногу, это неприлично».
Она не ответила, не опустила ногу, а начала бить по самому больному, как всегда.
Сказала: «ты должен начать зарабатывать, как следует». Я возмутился – а что, я плохо зарабатываю? Потом она сказала: «сколько можно жить на съем?..» Я ответил – пол страны так живет. Ну, и закончилось все моей мамой. Я рос без отца, отец умер, когда мне было восемь лет. Мама ее раздражала, она мне сказала: «ну и женился бы на своей мамочке!»
Помню мысль свою – как же я тебя ненавижу!?
Было желание встать и выйти на первой же станции, мы ехали в метро…
Но не вышел.
Как-то доехали.
Как-то поднялись на 89 этаж…
И тут появилась ее подруга, она похорошела явно, они обнялись. Она долго жала мою руку и смотрела мне в глаза.
Моя Аня вдруг сказала: «Бери его, хочешь?!»
Та тут же ответила: «Хочу!»
Я сказал: «Вы что, бабы, обезумели обе?!..»
Он вдруг замолчал.
Я не понимал, для чего он мне рассказывает всю эту ерунду о его отношениях с женой и этой ее подругой.
– Вы знаете, я действительно не могу больше, – сказал ему. – Мне надо идти.
Я был раздражен, он это заметил, я даже встал резко.
А он взмолился: очень вас прошу, немного совсем осталось.
– Пять минут, – сказал я. – У меня действительно нет времени.
– Хорошо, – он ответил. И снова замолчал.
Я подумал: ну что его так гложет, черт возьми?!
Он продолжил. Я обозвал их шлюхами, сказал, что терпеть их не могу. Я сказал жене: «Ты получаешь наслаждение, унижая меня, почему? Почему ты это делаешь перед посторонним человеком?!..» Вы понимаете меня?
– Понимаю, – торопливо ответил я.
В общем, я хлопнул дверью и вышел.
Когда заходил в лифт, видел, как Аня выбежала из офиса, чтобы остановить меня.
Но я не остановился… идиот!..
Я вышел из здания. Звонил пелефон, я не ответил, знал, это она звонила… моя Аня.
Не ответил я, понимаете?
… Решил выпить пива.
Он вздохнул и снова замолчал.
Я протянул ему руку – тзвините, я ухожу.
И тогда он сказал. – Я отошел от здания, ну, может быть, метров сто. Сто пятьдесят… Вдруг увидел перед собой вытянутое лицо негра… Потом открытый рот женщины… Еще отметил –какая у нее яркая помада… Они смотрели за мою спину.
И вдруг услышал крик рядом…
И услышал: бу-у-ум-м-м!
Это было, как голос Бога, бум-м-м-м!
Все схватились за головы…
Я обернулся…
Здание… это здание… оно рушилось на моих глазах.
Я не увидел того самолета, который все время показывали потом в новостях.
Но я увидел, как исчезает здание.
И все кто в нем.
… И моя Аня.
Теперь уже я повернулся к нему. Ждал, что он продолжит…
А он смотрел на меня и молчал.
– Вот так ее не стало, – сказал он.
– Это… – начал было я…
– Это правда все, – сказал он. – Я ушел, ненавидя. А она осталась. Она еще бежала за мной, хотела остановить. Думаю, хотела сказать, что пошутила… что не со зла. Что беременна, поэтому ей простительно. Но уже не узнаешь, что она хотела сказать.
Он сказал. – Ведь там все сгорели, вы знаете… Я еще три месяца был там. Сначала не мог поверить, потом простить себе не мог, потом бродил, как пес, пытался найти хоть какие-то ее следы, была у нее заколка такая, из чешского стекла, думал найду, искал-искал… Меня уже все знали там, и полицейские, и пожарники, сначала не пускали, потом жалели… Там таких, как я, было много…
Я ничего не нашел.
Я молчал. Но, помню, вдруг у меня возникло такое преступное желание спросить его фамилию. Вдруг засомневался – а если он врет?!… Я даже почувствовал, что вот-вот спрошу…
Но он опередил меня.
– Я фамилию вам не скажу, – проговорил он.
Я опешил. Он читал мои мысли.
– Потому что я уже семь лет как женат. Моя новая жена, Лена, она не знает о моей прошлой жизни. Я решил ей ничего не рассказывать. У нас растет дочь. А вдруг Лена прочитает обо мне… Потому что, я очень хочу, чтобы вы написали это в вашем блоге. Мне нравится ваш блог, я его перечитываю много раз (не ради рекламы пишу, он так сказал). Напишите, что нельзя откладывать «на потом». Что нельзя ждать дни и годы, если поссорился, если ненавидишь. Надо сразу, через боль, через всю ненависть… сразу... Если бы я тогда остановил лифт. Вышел. Сказал бы ей: «Я понимаю, Аня, я понимаю, что ты сейчас не в себе. И я тоже. Знаешь, что нам надо? Нам надо сейчас обняться и все забыть».
Я видел, он говорит с ней. Смотрит на меня, а говорит с ней. Длилось это не долго. Вдруг я почувствовал, теперь он смотрит на меня.
– Напишите об этом, – попросил он. – Я очень прошу вас. Мне это очень важно. Напишите?
– Напишу, – ответил я.
– Ваш Лайтман говорит: «Мы эгоисты, мы не принимаем другого». Я это понимаю. Он говорит: «То, что мы эгоисты, это не сотрешь никак. Это наша природа». Это я тоже понимаю. Он говорит: «Нам над всей этой ненавистью надо строить мосты». «Все прегрешения покроет любовь», – он говорит, ваш учитель… Почему я раньше этого не слышал?!.. Почему?!.. Ведь это так понятно. Что ненависть надо покрывать любовью!.. Что над ненавистью – любовь… Над скандалами – любовь… И нельзя откладывать ни на минуту. Нет! Унизил, уколол, оттолкнул, обидел!... Остановись… Обними… Не откладывай!...
Он вдруг зажмурился. И сказал:
– Если бы можно было все вернуть?!.. Сколько бы я дал, за то, чтобы все вернуть?!..
Потом он долго молчал, и я уже не торопил его. Что я мог сказать? Что мог добавить? Ничего. Ждал.
– Ненависть рождает несчастья, – сказал он вдруг. – Как бы так испугаться?! – (поверите, я до сих пор помню его взгляд) – Что это все из-за меня? – он проговорил это очень медленно.
Я почувствовал каждое его слово.
Снова была большая пауза.
Наконец, он вздохнул. И теперь уже сам посмотрел на часы.
– Мне надо дочку забирать из школы, – сказал. – Я пойду. Извините, что задержал вас. Но если бы я тогда это все знал, и вот так чувствовал, то нашему с Аней сыну было бы уже 15 лет. Аня хотела назвать его Давидом. В честь моего папы.
Он протянул мне руку первый. Пожал и тут же пошел к выходу.
Я долго еще там стоял. Почему-то уже никуда не спешил. Думал и понимал, он не мог выдумать такую историю, вернее, он не мог ее так сыграть, если бы выдумал.
Когда я вернулся, рассказал об этой встрече моему Учителю.
Он не удивился истории, сказал: «Надо было тебе его к нам пригласить, в гости».
Я понял вдруг, что ни телефона его не взял, ни адреса. Да и имени не спросил.
Поэтому, дорогой мой, знаю только Ваше отчество – Давидович. Если Вы читаете сейчас эту свою историю, позвоните, а?!
Но даже если не позвоните, спасибо вам.
Я и себе, и вам, и всем, очень желаю, так жить – покрывая любовью все прегрешения.
Знаю, не просто. Знаю, не сразу. Но по-другому, похоже, нельзя.
Встретились.
Передо мной сидел человек очень усталый, где-то моего возраста.
Он сразу сказал: Я не сплю две ночи, не могу.
Я сказал: Извините, у меня мало времени.
– Читаю ваш блог.
– Хорошо.
– Прочитал статью вашего Учителя. После этого решил с вами встретиться.
– Что вас там поразило?
– У вас есть час времени?
– Вы извините, у меня от силы 15 минут.
– Попытаюсь уложиться.
Он стал рассказывать.
Разговор наш длился полтора часа.
– Я был женат уже три года, – начал он. – В 2001 году, в июле, Аня сообщила мне, что она беременна. Сказала это во время очередного нашего скандала.
Сначала думал, что это уловка, потом понял, нет.
В сентябре мы приехали в Нью-Йорк, в гости к моему другу. Она мечтала побывать в Нью-Йорке, я решил сделать ей подарок.
Там мы скандалили почти каждый день.
Просто ни на чем возникали ссоры.
Она была очень взрывная, особенно беременная. Не жалела меня.
Я тоже ее не жалел.
Но отходили быстро, обнимались, гуляли по улицам, она купила себе голубое платье, одела тут же, в магазине, и пошла. Как сейчас помню – идет, вся просвечивается, я ей говорю: «ты просвечиваешься», она смеется.
Люди оборачивались, мы обнимались, нам было тогда по 35.
Забыл сказать, мы одноклассники, с первого класса вместе, представляете?
Я откровенно посмотрел на часы, он это увидел и сказал – я постараюсь быстрее.
Вздохнул, я видел, ему не просто.
– В этот день мы рано утром поехали в офис к ее подруге, – продолжил он. – Это была вульгарная особа, я ее не любил, она вышла замуж, уехала в Нью-Йорк, хорохорилась, но я-то знал, что она тоскует по Израилю.
Уже по дороге туда мы начали ругаться.
Она сидела, закинув ногу на ногу, и еще покачивала ногой.
Я ей сказал: «опусти ногу, это неприлично».
Она не ответила, не опустила ногу, а начала бить по самому больному, как всегда.
Сказала: «ты должен начать зарабатывать, как следует». Я возмутился – а что, я плохо зарабатываю? Потом она сказала: «сколько можно жить на съем?..» Я ответил – пол страны так живет. Ну, и закончилось все моей мамой. Я рос без отца, отец умер, когда мне было восемь лет. Мама ее раздражала, она мне сказала: «ну и женился бы на своей мамочке!»
Помню мысль свою – как же я тебя ненавижу!?
Было желание встать и выйти на первой же станции, мы ехали в метро…
Но не вышел.
Как-то доехали.
Как-то поднялись на 89 этаж…
И тут появилась ее подруга, она похорошела явно, они обнялись. Она долго жала мою руку и смотрела мне в глаза.
Моя Аня вдруг сказала: «Бери его, хочешь?!»
Та тут же ответила: «Хочу!»
Я сказал: «Вы что, бабы, обезумели обе?!..»
Он вдруг замолчал.
Я не понимал, для чего он мне рассказывает всю эту ерунду о его отношениях с женой и этой ее подругой.
– Вы знаете, я действительно не могу больше, – сказал ему. – Мне надо идти.
Я был раздражен, он это заметил, я даже встал резко.
А он взмолился: очень вас прошу, немного совсем осталось.
– Пять минут, – сказал я. – У меня действительно нет времени.
– Хорошо, – он ответил. И снова замолчал.
Я подумал: ну что его так гложет, черт возьми?!
Он продолжил. Я обозвал их шлюхами, сказал, что терпеть их не могу. Я сказал жене: «Ты получаешь наслаждение, унижая меня, почему? Почему ты это делаешь перед посторонним человеком?!..» Вы понимаете меня?
– Понимаю, – торопливо ответил я.
В общем, я хлопнул дверью и вышел.
Когда заходил в лифт, видел, как Аня выбежала из офиса, чтобы остановить меня.
Но я не остановился… идиот!..
Я вышел из здания. Звонил пелефон, я не ответил, знал, это она звонила… моя Аня.
Не ответил я, понимаете?
… Решил выпить пива.
Он вздохнул и снова замолчал.
Я протянул ему руку – тзвините, я ухожу.
И тогда он сказал. – Я отошел от здания, ну, может быть, метров сто. Сто пятьдесят… Вдруг увидел перед собой вытянутое лицо негра… Потом открытый рот женщины… Еще отметил –какая у нее яркая помада… Они смотрели за мою спину.
И вдруг услышал крик рядом…
И услышал: бу-у-ум-м-м!
Это было, как голос Бога, бум-м-м-м!
Все схватились за головы…
Я обернулся…
Здание… это здание… оно рушилось на моих глазах.
Я не увидел того самолета, который все время показывали потом в новостях.
Но я увидел, как исчезает здание.
И все кто в нем.
… И моя Аня.
Теперь уже я повернулся к нему. Ждал, что он продолжит…
А он смотрел на меня и молчал.
– Вот так ее не стало, – сказал он.
– Это… – начал было я…
– Это правда все, – сказал он. – Я ушел, ненавидя. А она осталась. Она еще бежала за мной, хотела остановить. Думаю, хотела сказать, что пошутила… что не со зла. Что беременна, поэтому ей простительно. Но уже не узнаешь, что она хотела сказать.
Он сказал. – Ведь там все сгорели, вы знаете… Я еще три месяца был там. Сначала не мог поверить, потом простить себе не мог, потом бродил, как пес, пытался найти хоть какие-то ее следы, была у нее заколка такая, из чешского стекла, думал найду, искал-искал… Меня уже все знали там, и полицейские, и пожарники, сначала не пускали, потом жалели… Там таких, как я, было много…
Я ничего не нашел.
Я молчал. Но, помню, вдруг у меня возникло такое преступное желание спросить его фамилию. Вдруг засомневался – а если он врет?!… Я даже почувствовал, что вот-вот спрошу…
Но он опередил меня.
– Я фамилию вам не скажу, – проговорил он.
Я опешил. Он читал мои мысли.
– Потому что я уже семь лет как женат. Моя новая жена, Лена, она не знает о моей прошлой жизни. Я решил ей ничего не рассказывать. У нас растет дочь. А вдруг Лена прочитает обо мне… Потому что, я очень хочу, чтобы вы написали это в вашем блоге. Мне нравится ваш блог, я его перечитываю много раз (не ради рекламы пишу, он так сказал). Напишите, что нельзя откладывать «на потом». Что нельзя ждать дни и годы, если поссорился, если ненавидишь. Надо сразу, через боль, через всю ненависть… сразу... Если бы я тогда остановил лифт. Вышел. Сказал бы ей: «Я понимаю, Аня, я понимаю, что ты сейчас не в себе. И я тоже. Знаешь, что нам надо? Нам надо сейчас обняться и все забыть».
Я видел, он говорит с ней. Смотрит на меня, а говорит с ней. Длилось это не долго. Вдруг я почувствовал, теперь он смотрит на меня.
– Напишите об этом, – попросил он. – Я очень прошу вас. Мне это очень важно. Напишите?
– Напишу, – ответил я.
– Ваш Лайтман говорит: «Мы эгоисты, мы не принимаем другого». Я это понимаю. Он говорит: «То, что мы эгоисты, это не сотрешь никак. Это наша природа». Это я тоже понимаю. Он говорит: «Нам над всей этой ненавистью надо строить мосты». «Все прегрешения покроет любовь», – он говорит, ваш учитель… Почему я раньше этого не слышал?!.. Почему?!.. Ведь это так понятно. Что ненависть надо покрывать любовью!.. Что над ненавистью – любовь… Над скандалами – любовь… И нельзя откладывать ни на минуту. Нет! Унизил, уколол, оттолкнул, обидел!... Остановись… Обними… Не откладывай!...
Он вдруг зажмурился. И сказал:
– Если бы можно было все вернуть?!.. Сколько бы я дал, за то, чтобы все вернуть?!..
Потом он долго молчал, и я уже не торопил его. Что я мог сказать? Что мог добавить? Ничего. Ждал.
– Ненависть рождает несчастья, – сказал он вдруг. – Как бы так испугаться?! – (поверите, я до сих пор помню его взгляд) – Что это все из-за меня? – он проговорил это очень медленно.
Я почувствовал каждое его слово.
Снова была большая пауза.
Наконец, он вздохнул. И теперь уже сам посмотрел на часы.
– Мне надо дочку забирать из школы, – сказал. – Я пойду. Извините, что задержал вас. Но если бы я тогда это все знал, и вот так чувствовал, то нашему с Аней сыну было бы уже 15 лет. Аня хотела назвать его Давидом. В честь моего папы.
Он протянул мне руку первый. Пожал и тут же пошел к выходу.
Я долго еще там стоял. Почему-то уже никуда не спешил. Думал и понимал, он не мог выдумать такую историю, вернее, он не мог ее так сыграть, если бы выдумал.
Когда я вернулся, рассказал об этой встрече моему Учителю.
Он не удивился истории, сказал: «Надо было тебе его к нам пригласить, в гости».
Я понял вдруг, что ни телефона его не взял, ни адреса. Да и имени не спросил.
Поэтому, дорогой мой, знаю только Ваше отчество – Давидович. Если Вы читаете сейчас эту свою историю, позвоните, а?!
Но даже если не позвоните, спасибо вам.
Я и себе, и вам, и всем, очень желаю, так жить – покрывая любовью все прегрешения.
Знаю, не просто. Знаю, не сразу. Но по-другому, похоже, нельзя.
Комментариев нет:
Отправить комментарий